«Как действительное воплощение мечты о золотом веке Лопе изображает... общественное устройство тенерифских гуанчей» [Балашов, с. 143]:

Мы живем в бедных хижинах,
Среди нас нет никого, кто нарушал бы законы,
Нет ни одного человека, который лгал бы...

«Испанский командующий иронически отзывается о „короле — погонщике коров“... но Лопе всячески старался приблизить к зрителю этот заветный, восходящий к мифологии и античным поэтам образ вождя-пастуха» [Балашов, с. 143]:

...Царь без золота и серебра,
Без пышности и величия,
Без дворцов и без стражников,
Человек, что. как и мы,
На этих лугах пасет
Горных коз...

Еще одно отражение упомянутой ренессансной идеи мы снова находим у Вьяны:

Доброта потому так ценится, что дороже ее нет
                 ничего на свете.
И тот, кто остается порядочным на войне
Среди опасностей, зла, жестокости и утрат,
Достоин восхищения.
Именно таким был мужественный вождь Бенкомо,
Заботливый, трудолюбивый,
Занимаясь делами, обычными для военного времени,
Стремился задать службу своим воинам.
Некоторые тесали из толстых стволов
Прочных диких олив увесистые булавы
И тяжелые дубины,
Другие прокаливали и заостряли короткие копья
Из тонких пальм и смолистой сосны,
Третьи затачивали острие
Мечей, шпаг, копий, пик,
Добытых в справедливой борьбе
У хорошо вооруженных испанцев.

Вот еще отрывок из сочинения Антонио де Вьяны, в котором говорится о принятии присяги новым правителем на Тенерифе:

В первый день [правления] в каждом «царстве»
Собирались все подданные,
Чтобы выразить свое повиновение правителю,
«Идальго» и «знатные» преклоняли колена.
Все целовали его правую руку,
А особы более знатного происхождения — левую,
Произнося со смиренным почтением:
«Зананят гуайоек», что значит
По-кастильски «Я твой подданный».
Другие люди — низкого происхождения —
Приносили мягкие выделанные шкуры
Или красивые, с приятным запахом цветы
И целовали правителю
В знак преданности и признания его вождем
Обе ноги, отерев их...
Затем многоголосое эхо разнесло
Выкрики, свист, воинские кличи,
И вышел Тигаига, храбрый военачальник,
С более чем тысячью бесстрашных воинов,
Вооруженных увесистыми палицами.
Стоящие впереди выкрикивали:
«Ачит гуаньот менсей, ресте Бенком!» —
Что означает на кастильском
«Да здравствует Бенкомо, наш вождь и покровитель!» —
На что арьергард отвечал:
«Гуайакс эчей, офиак насете саана!» —
Что значит «Да пусть не сломят его
Никакие превратности судьбы!»

Приведенные фрагменты из поэмы Антонио де Вьяны вводят нас в мир канарской поэзии позднего средневековья, дополняют уже сказанное об аборигенах. Остается только сожалеть об отсутствии у нас полного ее текста. Предметом специального рассмотрения может быть сравнение текстов упомянутой драмы Лопе де Веги и сочинения Вьяны.

Любопытны образцы народной испано-канарской поэзии. Например, этот романс:

— Эй, пастух, женись на мне!
Посмотри, как хороша!
Храню козочек тебе...
Я священнику родня.
— Сам могу пасти я коз, —
деревенщина сказал. —
Мое стадо высоко,
с ним я буду спать у скал.
— Эй, пастух, женись на мне!
Есть и деньги у меня,
у священника на кухне
полкубышки для тебя...
— Деньги спрячешь ты в чулок, —
деревенщина сказал. —
Мое стадо высоко,
с ним я буду спать у скал.

...Или вот эти «частушки», пением которых сопровождается танец в ритме польки:

Деревья кора сберегает,
от солнца спасает сомбреро,
а остров Фуэртевентуру
веками хранят махореры.
Потаскушка вышла замуж —
дельно поступила:
если б месяц протянула —
уж дитя крестила.
Говорят, когда-то польку
Танцевали в залах только,
но погонщики украли
и крестьянам передали

В поэзии XIX–XX веков также немало произведений, написанных с любовью к родному краю:

Поклон тебе, Иерро, — младшо?й.
Вальверде встречает зеленый.
Гомеры заросшие склоны
одарят любого с лихвой —
поклон, плодородный Гомера.
И Пальме поклон посылаю:
скалистая цепь, городская —
ты город и ты — Ла-Кальдера.
Поклон, Лансароте, рыбачий.
Европа здесь с Африкой слиты.
Фуэртевентура — Кастилья,
у моря равнины Ла-Манчи —
поклон вам, земные просторы.
Поклон, Гран-Канария — острой
смешенья культур и народов,
и вам, многоликие горы...
Поклон, Тенерифе, и слава
менгиру истории нашей.
О Тейде, отец седовласый.
Тебе лишь, застывшая лава,
я сердце навеки вручаю,
Навария, мадре родная.
Рамон Хиль Рольдан
* * *
Моя Родина — не мир многострадальный[Это и следующие стихотворения переведены Вс. М. Кузнецовым.],
не Европа, не Парижи здешние,
Родина моя — дерево миндальное,
сладкое, тенистое, нежное.
Сколько мной дорог на свете пройдено
и была повсюду эта боль.
О тебе все думы мои, Родина,
берег мой, дарованный судьбой.
Сколько раз мне снились зори ясные,
пробуждай дух мой островной,
и пока жива ты — не угаснет он,
будет в сердце бить мое волной.
Родина, тропинка моя, хижина,
словом я к скале твоей приник,
и тебя вершиной мира вижу я,
Родина — целебный мой родник.
Николас Эстебанес